Вдруг, словно сообразив, что зашла слишком далеко, да к тому же в присутствии Бена, Чарли перестала плакать и, икая, уткнулась в материнскую юбку. Потрясенная Элли с болью в сердце смотрела на дочь. О Боже, услышать такое от ребенка? Ее руки бессознательно гладили головку девочки, пока она старалась обрести самообладание.
— Чарли! — Бен опустился на корточки и начал говорить с девочкой рассудительно, но твердо. — Ты сама знаешь, что это неправда. Я мало вас знаю, но мне кажется, что у тебя самая замечательная мама на свете. Думаю, тебе нужно извиниться. — Чарли шмыгнула носом и кивнула, не отрываясь от материнской юбки. — Ты очень расстроена — Снова кивок и еще более драматичный вздох. — И ты хочешь извиниться?
— Прости меня, мама. — Чарли отступила назад и закинула головку. Глядя на ее лицо, Элли почувствовала, что вот-вот разрыдается. — Я только хотела покататься на разных аттракционах.
— Хорошая девочка, — улыбнулся Бен и дернул ее за косичку. — Уверен, в один прекрасный день ты на них покатаешься. А как насчет того, чтобы подняться наверх и умыться? И возвращайся поскорее, нам надо попрощаться, прежде чем я уйду.
— Тебе уже нужно уходить, Бен? — снова грустный вздох.
— Да, пора. — Он снова улыбнулся и хлопнул рукой по раскрытой ладошке девочки. — Но, кто знает, может быть однажды я вернусь.
Когда они остались одни, Элли, Поняв, что она больше не в состоянии скрывать свое подавленное настроение, не сопротивлялась, когда Бен крепко обнял ее.
— У всех детей бывают вспышки эгоизма, это называется у них «поступать по-своему». Жаль, что я был причиной… Но ты… ты не должна позволять ей обижать себя, обещаешь?
— Да. — Элли с удивлением подняла на него глаза. Он впервые сказал ей «ты»… А впрочем, какая разница? Она почувствовала, что он притянул ее ближе, его подбородок касался ее макушки. — Это моя вина. Я должна была спросить у нее. Она ведь тоже была приглашена.
— Но если ты на самом деле не можешь поехать… — Он взял ее за подбородок и поднял голову. — Скажи мне правду… — Его глаза изучали ее с пристальной настойчивостью.
В этот момент дверь отворилась, и показался Дэвид Мерриман. Элли забыла все свои страхи, лицо ее стало пунцовым от замешательства и стыда. Дэвид молча взирал на две сплетенные фигуры.
— Извини за вторжение, Элли. Я несколько задержался. Мы с Лиз провели у тебя вчера прекрасный вечер и хотели поблагодарить. Извини, — повторил он, но уже с другой интонацией.
Дэвид попятился, сбежал по ступенькам. Послышался шум мотора отъезжающего автомобиля.
Вчера вечером? Эти слова застряли в голове Элли, заблокировав все мысли. Что произошло вчера вечером? А то, что ее нормальное, относительно спокойное, размеренное существование было сметено, когда этот мужчина появился в ее жизни. Во второй раз.
Со всей решимостью, на какую была способна, Элли оторвалась от него, вглядываясь в лицо, которое годами являлось ей в мучительных грезах. Она должна найти в себе силы попросить его уйти.
— Извини, Бен. — Не желая, чтобы он снова утешал ее, Элли старалась говорить спокойно. — Я не хочу показаться негостеприимной, но у меня действительно масса работы…
— И ты хочешь, чтобы я ушел? — Его улыбка была явно формальной, она не коснулась задумчивых глаз. — Я как-то странно чувствую себя с момента нашей встречи в Сингапуре. Сам удивляюсь почему. Как правило, женщины не производят на меня такого воздействия.
Она в этом не сомневалась. Но что значат эти слова в его устах? У нее в сто раз больше причин…
— Извини, но как я уже сказала…
— Да, ты занята и не в настроении поддерживать со мной какие-либо отношения. Похоже все-таки, что тут замешан Дэвид. Но несомненно одно, — теперь Бен делал усилия, чтобы скрыть горечь, — я на его месте не стал бы благодарить за чудесный вечер… такими скупыми словами и не сбежал бы, увидев тебя в объятиях другого мужчины.
— Довольно, я не желаю тебя слушать. — Даже на ее собственный слух это заявление прозвучало высокопарно. — Дэвид Мерриман был очень добр ко мне. Не всякий мужчина готов… — Элли заколебалась, снова подумав, не звучит ли в ее словах прямое обвинение, — признать чужого ребенка.
— Н-е-ет. — Глаза его прищурились. Было ясно, что в голове Бена роится множество вопросов. — Далеко не каждый. — Снова пауза, еще более многозначительная. — Думаю, такое предложение даже больше зависит от ребенка, чем от его матери.
Элли в замешательстве пожала плечами. Она понимала, что вряд ли победила в этом бессмысленном споре.
— За комплимент Чарли благодарю. И спасибо за ланч, я действительно получила удовольствие.
— Мама…
Жалобный возглас заставил их поднять глаза. Они не сразу увидели Чарли. Она сидела на ступеньках лестницы, прижавшись лицом к деревянным столбикам балюстрады.
— Чарли! — Появление дочери оказалось весьма кстати. — И долго ты собираешься там сидеть? Спускайся и попрощайся с Беном. Он уже уходит.
— Ох, мама. — Через минуту Чарли уже слетела вниз. Ее руки обвились вокруг материнской талии, а в глазах светилась такая мольба… — Если я еще раз попрошу прощенья и пообещаю, что всю жизнь буду хорошей девочкой, ну прямо как ангел, то мы сможем поехать с Беном в Диснейленд? Ну, мамочка!
Элли стиснула зубы, зажала сердце в кулак, пытаясь скрыть раздражение тем, что ею так беззастенчиво манипулируют. Она припомнила рассказы подруг об эгоизме детей, которые к своей выгоде встают на сторону то одного, то другого родителя и вечно выставляют старших перед гостями в невыгодном свете. Элли старалась не раскричаться и, больше того, не заплакать от разочарования, потому что ей самой очень хотелось в Париж. Если говорить правду, хотелось больше всего на свете, но…