— Вы хорошо знаете Сингапур, Элли? — Бен Конгрив, сидя справа от нее, терпеливо ждал, пока она закончит свой разговор с Питом, прежде чем посягнуть на ее внимание, заставляя ее повернуться к нему, чтобы он мог задать свой вопрос. Ммм, промурлыкал он про себя, испытывая истинное удовольствие, когда эти прозрачные серые глаза вновь поднялись на него. Немножко нервный взгляд, отметил он, несколько странно для такой преуспевающей и уверенной в себе женщины, должно быть на самом деле застенчивой и чуть печальной… Пожалуй, с чувством самоиронии подумал он, никогда не видел подобных глаз… И такого выражения на лице… Чистота и открытость, и сквозившее в глазах изумление… Что ж, это было больше, чем просто красивое лицо, скорее очаровательное, с высокими скулами, волнующим ртом, каскадом вьющихся тициановских волос.
Его брови поползли наверх, а на лице отпечаталось подлинное недоумение. Что происходит, подумал он, поражаясь столь странной для себя реакции и, вместе с тем, обнаруживая, что не хочет отказывать себе в удовольствии подобного анализа. Безупречная кожа цвета персика, что было едва ли оригинально… И для писателя тоже, уверял он себя и все же не мог оторваться от этого лица.
— Сингапур? Не очень хорошо, — начала она, заставив голос звучать спокойно, чтобы никто не мог догадаться, как бьется ее сердце, с какой силой ее пальцы, сделавшиеся вдруг влажными, сжимают вилку. — Я была здесь несколько раз, но всегда очень коротко, поэтому толком не могла узнать город. — Теперь, после вежливого ответа, она могла сосредоточить внимание на своей тарелке и, подцепив кусочек рыбы, поднесла его ко рту. — А вы?
Взгляд в его направлении подтвердил то, чего она опасалась: он все еще продолжал рассматривать ее, и от этого пристального осмотра ее словно обдало жаром. Его улыбка сказала ей, что он заметил ее замешательство и, найдя деликатный повод отвернуться, сосредоточился на еде, вместе с тем не забыв ответить на ее вопрос.
— Я тоже не очень хорошо знаю Сингапур, но так как в книге, над которой я сейчас работаю, действие происходит именно в этих местах, подумал, что стоит приехать и узнать его получше, прежде чем погружаться в детали. — Он рассмеялся. — Все писатели схожи в этом, вы понимаете, годится любая уловка, чтобы подольше не садиться за письменный стол, избежать тирании словесного процесса.
— Я слышала, но думала, что это отговорка, чтобы просто разнообразить свою жизнь.
— Это теоретически. — Он еще раз взглянул на нее, удивляясь, почему ему доставляет такое наслаждение развлекать и забавлять эту женщину. Если быть честным, должен заметить, что труд писателя — занятие, требующее полной отдачи, почти добровольное рабство. И я люблю его и вместе с тем… ненавижу… Временами я готов был покончить с этим нелегким делом. Но как только я говорил себе: все — это моя последняя книга, что-то обязательно возникало, будоража мой ум. Парочка идей будила фантазию, в голове возникали новые образы, короче, все опять начиналось сначала… Назад к однообразному механическому труду.
— Бен! — мягко укорила Дженни. — Ты говоришь так, словно тебе приходится трудиться над каждым словом, а между тем твоя проза, каждое слово, которое ты пишешь, красивые обороты — все они так естественны и непринужденны…
— Просто порой муза нашептывает мне на ухо. — Он иронически покачал головой.
Раздался взрыв смеха, и все оживленно начали обсуждать приведенный аргумент. Разговор вновь перешел на индивидуальный уровень, что дало возможность Бену снова повернуться к своей соседке.
— Теперь вы знаете обо мне все, моя очередь послушать вас.
У нее не было выбора, кроме как повернуться и взглянуть на него; губы невольно тронула улыбка, которая выражала больше, чем некоторое нежелание. Он смотрел на нее с такой непринужденностью, так располагающе, собственно это всегда было так. Высокий, в прекрасной форме, пожалуй, лишенный красоты в привычном понимании этого слова. Темные шелковистые волосы… Даже сейчас она чувствовала легкий трепет при мысли о том, как пропускает эти темные пряди сквозь пальцы… Теперь они были короче, и пиратский облик ушел вместе с бородой. Но эти четко обрисованные брови все так же неожиданно изгибались, когда он ожидал ответа… вот как сейчас.
— Вряд ли я могу рассказать что-то особенное. — На самом деле, руководствуясь любым стандартом правды, это была полная ложь. Просто ее жизнь, внешне вполне благополучная, таила темную и болезненную сторону, которую она отказывалась обсуждать, особенно с писателем детективов, и уж конечно с…
Но он настойчиво ждал разъяснений, поэтому привычным движением, как всегда, когда она чувствовала особенную уязвимость, она подняла левую руку, поправляя прядь волос, упавшую на щеку, невольно демонстрируя кольцо на пальце.
— Не знаю, упоминал ли Роберт, — начала она, — но у меня есть свое маленькое дело — модный дизайн, преимущественно трикотаж, до сих пор главное производство располагалось в Англии, но с некоторых пор мы производим его и в Гонконге. Я пробыла там несколько дней, и Дженни пригласила меня сюда, прежде чем я вернусь домой. Это давний план, он несколько раз срывался за последние два года…
— И я счастлива, что тебе наконец удалось осуществить его, — перебила с другого конца стола Дженни, затем наступила небольшая пауза, пока ненавязчивые расторопные слуги убирали тарелки и на столе появились фрукты.
Элли, переведя внимание, пыталась сосредоточиться на том, что говорил ей Пит, сидевший от нее по другую сторону, всем сердцем желая находиться в этот момент в самолете, летящим назад в Хитроу. Еще немного, и она уже была бы с Чарли. Она была права, считая, что эта среда не для нее, что она стоит особняком от этого социального круга.